Прощание с Москвой и музыкой. Часть 1. Коломенское

Мы с Лёшей в театре. Я в беспамятном трепетном восторге – на сцене Ирина Муравьёва, Александр Михайлов..! В антракте получаю конверт. Раскрываю, читаю и... проваливаюсь...

О девушка, прости, я обессловлен,
Молчу, перед тобою виноват;
Не знал границ, и был не остановлен:
И стал теперь из речки – водопад.
О, милая, прости, что всё так просто,
Что нету скрытых смыслов, лишних слов;
Что чувства – как луна, а сны – как звёзды,
Которых днём уносит без следов.
Ты добрая – прости, ведь не нарочно
Приручена теперь душа моя;
Ты ласково и очень осторожно
Открыла дверь в то замкнутое 'я'.
Бесчувственный лишь день пройдёт суровый,
Взойдёт опять на небо месяц новый.

После этого, второго действия уже не помню. Темнота, туман и вихрь моих (как всегда друг другу противоречащих) мыслей и чувств. Всем своим нутром ощущала признание, а рассудком внушала, что это не правда. Оказалось, что правда, да ещё какая! Всех правд правда.

Утро. Открываю глаза. Небо ясное, ещё пока бледно-голубое. Деревья стоят в нежно-зелёной дымке. И воздух весь пропитан дыханием проснувшейся земли. Весна..! За окном "пити-пити"! На часах 6:00. Запредельно раннее время после бессонной ночи. Встаю. Разбитая тащусь в Гнесинку. Сначала подметаю, потом мою огромную сцену (получу потом за это свою 1,000 рублей). Весна. Пити-пити! Закрываю глаза. Мне всё равно. Сплю дальше.

Долгий путь от метро к дому. Жара. Небо над головой бирюзовое. Стук трамвайных колёс. Асфальтовые залатанные дороги, мягкие, как раскатанное тесто, исторгают впитавший в себя машинный жар. Пучки зелени – повсюду – до неприличия сочные и цветущие (как будто и не в городе растут!), вырываются из загороженных клумб и садиков. А вот и наша Затонная – затонула в тонне зелени.

Коломенская – это наше лето. Наши волшебные прогулки по парку – река, тропинки, затерявшиеся среди обрывов и холмов. Помню одну такую! Это разговоры длиною в ночь. Это гуляния по ночной набережной и полуночные походы в "Патерсон".

Лёша играет свою "Фантазию". Слушаю и медленно влюбляюсь. Особенно в её ля-бемоль мажорные хрустальные капли.

Коломенская – это мои экзамены. Сижу за нашим чёрным великаном и сочиняю фугу. Нет. Не сочиняю – рожаю. И роды, я вам скажу, не из лёгких. С неимоверным усилием, мучительно долго вытуживаю из себя ноты, одну за другой. Как не любила и даже боялась сочинять! Внутри меня никогда ничего не звучало, и переводить в ноты было попросту нечего. А как часто нужно было это делать! Как стыдилась этой своей немузыкальности, отсутствия во мне всякой творческой фантазии. И особенно остро ощущала её, находясь рядом с настоящими музыкантами, которым стоило только к клавишам прикоснуться - и музыка сама льётся! Обливаясь потом и кряхтя от натуги, я лепила свои романсы, органумы, фуги, вальсы... – такие жалкие, такие явно вымученные! Что угодно, только не посредственность! Сейчас себя музыкантом (профессиональным) не считаю. Я любитель. Шагаю теперь по жизни и тащу с собой всю мою необъятную, безграничную любовь к музыке.

Но не всё так романтично и красиво. Вот кое-что ещё вспомнилось из ранне-коломенского: страдающий недержанием наш старичок холодильник. Каждое утро большущая лужа посреди кухни. Эх, порой замечали её когда было уже слишком поздно! А ещё помню душные липкие ночи. Открыть окно? – близлежащие отстойники испускают такое зловоние, что эта мысль даже в голову не приходит! Но воняло не только на улице. Жуткий запах перегара и псины стоял на лестничной площадке. За стеной жили алкаши и их четвероногий друг – огромная овчарка. Дверь всегда на распашку. Пёс сидит на пороге квартиры, сторожит сон и покой хозяев – попробуйте пройти мимо! Мы с Машей однажды часа два домой попасть не могли.

Возвращаюсь из академии. Достаю ключ и подхожу к двери. Оттуда всплески голосов. Отговаривают, уговаривают, угрожают, умоляют. Молча захлёбываясь в слезах бегу, куда глаза глядят. Я всё понимаю. Они правы. Вечером прихожу и собираю свои вещи. Сколько раз уходила? Сколько раз ты останавливал меня? Спасибо, любимый, за то, что мы вместе.

Забрали из Владимира Машу к себе. Больше не реву вдруг ни с того, ни с сего – моя девочка рядом теперь, всегда! Едем в метро. Перед Коломенской поезд выныривает из подземельной темноты и вагон заливает золотой солнечный свет. Маша в розовом платьице висит на перекладине и поёт песенку. А рядом с ней ещё два самых счастливых и беззаботных ребёнка – я и Лёша. Летим. Внизу искрящаяся гладь Москвы-реки, а в ней тонет апельсиновое солнце. Я счастлива.